Галина Зубец
Почему возник этот путеводитель
и чем он отличается от всех остальных?
Я называю легенды реальностью,
реальностью опыта восторженных душ,
реальностью, рождающейся в каждом
чистом сердце, не замутненном хитростью и лукавством.
Мартин Бубер
А началось всё вот с чего… Пару лет назад, в майские каникулы по приглашению Ани Ильиновой мы отправились из Москвы в город Алатырь. По пути решили посмотреть владимирские соборы. Во Владимире никто из тех, кого мы спрашивали, не смог нам подсказать, как ехать дальше, потому что слыхом не слыхивал о таком городе. Сначала это показалось мне несколько странным, но потом в голову пришла мысль, что и мы могли бы никогда не узнать про Алатырь, если бы не встретились с Аней.
Среди студентов нашего института она была единственной родом из этого города. Его непривычно звучащего имени никто не знал. Аня приехала учиться именно к нам в результате не совсем объяснимого стечения обстоятельств. И вместе с ней в нашу жизнь вошёл Алатырь. Он вошёл незаметно и сначала казался нам совсем маленьким, но потом стал расти… и, наконец, мы ощутили себя внутри него (в буквальном и переносном смысле). Теперь мы стали совсем маленькими и беззащитными. Беззащитными, но защищенными. Чужое вдруг стало родным. И всё плохое вокруг рассеялось перед лицом родившейся любви… Первое полученное нами сообщение об Алатыре сразу преградило путь к его возвращению в небытие: город был основан ещё Иваном Грозным во время его похода на Казань. Однажды, совершенно случайно, в учебнике по истории для 7 класса мы увидели поразившую нас карту Древней Руси. На ней между Москвой и Казанью располагалось название только одного города – и это был Алатырь! Через некоторое время слово Алатырь, означающее «бел-горюч камень», встретилось нам в былине «Садко». Стали искать смысл этого образа… И тут нас ждало потрясающее открытие! В славянской мифологии Алатырь – священный центр мира, символ судьбы, путь от дольнего к горнему, от явного к непостижимому, посредник между человеком и богом! И воплощается это Начало там, где хочет.
Вскоре выяснилось, что охрана в нашем институте в последнее время стала всё чаще пополняться выходцами из Алатыря. Нам показалось, что потомки алатырских стрельцов начали прибывать сюда не случайно, что они явились посланниками того мира, который таким образом хотел постоянно напоминать о себе, укрепляя и углубляя нашу связь. Мы заметили, что на лицах наших алатырцев, когда они говорили о родном городе, всегда появлялась загадочная улыбка и выражение какого-то неземного блаженства. По их рассказам, Алатырь представлялся нам старинным русским городком, привольно раскинувшимся на берегу синей речки с белеющими на холмах монастырями и церквями, существующим в каком-то ином, сказочном измерении, где вечное лето и солнце, покой и тишина, изредка нарушаемая звоном колоколов и пением петухов…
Вот на фоне такой лубочно-идиллической картины, как мы воображали, и отдыхали от службы наши стражи. С чувством какой-то особой гордости за город они ещё непременно рассказывали об одном французе, который незадолго до этого по неисповедимой воле судьбы приехал в Алатырь и чуть ли не вручную начал восстанавливать одну местную церковь. Потом он служил священником в исправительной колонии. По их словам, Алатырь стал его второй родиной.
Только ночью добрались мы до места. Вдохнув воздух, тут же почувствовали, в какую заехали даль и глушь… Вошли в дом, а там уж и банька затоплена, и стол накрыт… А кругом люди; и каждый – человек. Это всегда поражает в русской провинции после безликой, несущейся куда-то московской толпы. Может быть, это невидимое, но явно ощущаемое душевное тепло и есть наш град Китеж, «Царство Человеческое»? Верно писал философ Освадьд Шпенглер в «Закате Европы» о «провинции, только и занятой тем, чтобы питать мировые города остатками своей высшей человечности».
Утром отправились знакомиться с городом, но как-то само собой экскурсия постепенно стала превращаться в откровение. В атмосфере неторопливого и несколько сонного течения провинциальной жизни, не успевают стираться следы истории, поэтому разные времена мирно, как в музее, уживаются друг с другом. Весь город является таким странным музеем – музеем застывшей истории под открытым небом. С трепетом и любопытст-вом вошли мы в этот мир.
И началось… Мимо проплыли задумчиво вглядывающиеся куда-то в даль Горький и Ленин, которых мы поначалу приняли за Минина и Пожарского. А на нас наплывало, как в кино, другое время – огромный пустой стадион. В раме из чувашских узоров за его зелёным полем на фоне неба призрачным видением прошлого проступала церковь. Чей-то голос поведал, что она называется «Полевой», потому что была когда-то построена в поле, среди ветряных мельниц… Это был голос Ани, но казалось, что с нами говорил сам город.
Через некоторое время вышли к железнодорожному вокзалу. Мост над рельсами похож на мол, далеко выступающий в море уходящих в бесконечность и постепенно тонущих в тумане далей. Дойдя до конца этого «мола», мы застыли, как заворожённые, растворившись в этой бескрайности и совсем забыв о времени. А когда пошли обратно, то перед нами неожиданно предстали сразу все главные достопримечательности Алатыря, игрушечно вырезанные из меди и помещённые, как вывеска, на гостеприимном фасаде вокзала.
Вдохновившись этим приглашением, мы направились по замощённой булыжником улице к старинному центру города. За трепещущей бахромой нежных берёзовых серёжек проглядывали деревянные дома. От их потрескавшихся душистых, как мёд, дверей, наличников и карнизов до сих пор исходит тепло рук тех, кто медленно и любовно созидал густо покрывающие их спелые гроздья украшений. Около каждого дома притулились, как старые бабушки, трогательные покосившиеся воротца, преданно охраняющие уют усадебной жизни. И все они со своим неповторимым лицом и характером, такие выразительные! Где в наше время увидишь подобное в Москве? Надо было так далеко забраться, чтобы прикоснуться к тому, что было Русью…
По старинной открытке, которая в нужное время как бы сама собой появилась в руке у Ани, стали искать место, где раньше празднично возвышалась Рождественская церковь. Но улицы тогда назывались по-другому. И тут Аня превратилась в Ариадну. Неторопливо распутывая клубок переименований, она вывела нас к небольшому перелеску. Где-то здесь, судя по всему, и находилась эта церковь. Но теперь… Стали пробираться сквозь кусты… и через некоторое время действительно обнаружили грандиозные руины. Осторожно войдя внутрь, увидели на стенах облицовку из кощунственно инородной культовому зданию голубой плитки – следы другого времени… «Что же здесь могло быть? Больница?» В этот момент, как будто услышав наш вопрос, откуда ни возьмись, рядом оказался мужичок средних лет. Он рассказал, что ещё мальчишкой с друзьями лазил в здание бывшей церкви за лимонадной эссенцией (тогда в этом здании размещался лимонадный завод).
Солнце уже почти зашло, когда мы спустились к «Прудку». За памятником юному Эрьзе, который так и не нашёл пристанища в родном городе, грустно отражался в воде красный закат.
Справа возносились к небу две вертикали: строящаяся колокольня Троицкого монастыря и подъёмный кран. В этом содружестве было что-то символическое: оно напоминало печально-просветлённые замирающие и постепенно всё примиряющие аккорды музыки. Их сопровождал хор стен монастыря с зубчатой башней и трубящим ангелом на шпиле. На наших глазах монастырь растворился в сумерках.
Осматривая и почти ощупывая каждый дом, начали мы продвигаться дальше. Было уже совсем темно, когда кто-то из нас пошутил и все рассмеялись. И тут из дома напротив внезапно раздался гневный мужской окрик. Мы разобрали только последнее: «…здесь людей расстреливали!» Резко остановились. В этот момент, зловеще блеснув в темноте фосфором глаз, из-под ног с визгом разбежались кошки. Посветили фонариком… и увидели на стене дома фамилии расстрелянных людей.
И вот мы вышли на площадь в старинном центре города. Здесь при Иване Грозном находилась крепость. Потом вершил казни Пугачёв. «Его же хлебом-солью встречали… » – с таким детским недоумением произнесла Аня, как будто это случилось лично при ней. В названии площади задержалось ещё одно, недавнее время, тоже уже успевшее стать прошлым – площадь Октябрьской революции.
Рассматривая открытку столетней давности, когда площадь называлась Старо-Базарной, стали искать, что здесь с тех пор сохранилось. Вскоре заметили напротив точно такое же здание, как на фотографии. Но, присмотревшись, так и ахнули… На фотографии вдали виднелся Троицкий монастырь. А ведь у нас-то он был за спиной. Что за чудеса? Как ни крутили открытку, так ничего и не поняли. Тогда Аня застенчиво поведала нам о своей гипотезе. Видимо, сохранившееся здание бывшей церкви имело с противоположной стороны абсолютно такой же, симметричный фасад, который потом разрушили. Вот его-то и зафиксировали на старой фотографии. Как выяснилось потом, так оно и было.
В этом месте города нас поразило обилие церквей. И сам собой возник вопрос: почему их так много в этом далёком от столицы неизвестном маленьком городке? Нам совершенно явственно почудилось, что за этим скрывается что-то очень значительное. Как будто здесь было место притяжения для покаяния, искупления грехов и обретения высших, духовных ценностей. И тогда в памяти высветились слова: «Алатырь – также алтарь, камень-жертвенник Всевышнему».
А потом… Впрочем, зачем продолжать? Мне захотелось, чтобы и другие люди ощутили то же самое, что и мы в тот чудесный майский день. Аня обладает редкой способностью погружать в магию города, оставаясь при этом совсем незаметной. Он для неё как живое существо, общение с которым всегда желанно. И в ответ на это чувство город благодарно понемногу приоткрывает ей свои сокровенные тайны.
Я предложила Ане написать необычайный путеводитель по Алатырю, рассказав о нашей прогулке со всеми её приключениями и открытиями. И тут выяснилось, что и обычного путеводителя по Алатырю не существует. Случайная идея вдруг обрела характер необходимости. Но одно дело идея, а другое – её воплощение. Каково же было моё удивление, когда через некоторое время Аня, со своей милой, как бы извиняющейся улыбкой, совершенно неожиданно положила передо мной почти готовую книгу – результат грандиозного труда!
Я начала её читать и уже не могла оторваться. Всё время хотелось узнать: а что там будет дальше? Алатырь в путеводителе поворачивается к нам то одной, то другой гранью. Книга нигде не даёт заскучать. То в заброшенном дворе обнаруживаются следы исчезнувшего переулка, то улица вдруг даёт ростки на Украину, в Москву или даже в заокеанскую Аргентину… То предлагается готовая информация из надёжного источника, то почти детективно-приключенческий сюжет о процессе исследования. То краткое, почти импрессионистическое наблюдение автора вдруг прерывается пространным воспоминанием одного из жителей города. То сухая словарная справка сменяется описанием случайной детали, выхваченной ищущим взглядом на фасаде дома. То после подробной биографии знаменитого ала-тырца следует сообщение о неожиданном открытии, сделанном благодаря сравнению со старинной фотографией. То научный исторический экскурс продолжается устойчиво живущей в народе легендой, даже сплетней, просто замечанием, брошенным вскользь проходящим мимо человеком… Поневоле вспомнишь пушкинское: «Прими собранье пёстрых глав, Полу-смешных, полу-печальных, Простонародных, идеальных…»
Но разнообразие тем, жанров и стилей вовсе не лишает книгу цельности. Она является таким же единым многоликим организмом, как и реальность города. Более того, именно эта многоликость придаёт ей какой-то небывалый характер. Делает её единственной в своём роде. Книга захватывает азартом коллекционирования всего, что связано с Алатырем. Автора не сдерживают никакие внешние установки. Критерием истины является только любящее сердце.
Путеводитель написан в форме прогулок по улицам города. Читатель как бы участвует в самом процессе исследования. Это даёт ему возможность получать удовольствие особого рода – удовольствие от совершаемых во время прогулок открытий.
Язык путеводителя не сухой, формальный и книжный, а чаще разговорный и доверительный, не лишённый даже некоторого рода художественности: поэтичности, метафоричности, загадочности, ироничности. Это, в частности, нашло отражение в интригующих подзаголовках, например: «Военкомат в пряничном домике», «Загадочная микроулочка», «Дом с пальмами в горшке», «Буква «К» на фасаде» и др.
Автор этого своеобразного путеводителя одновременно является как бы экскурсоводом, объясняющим то, что читатель может видеть перед собой, благодаря огромному количеству фотографий, сделанных умелой рукой Евгения Друзина. С таким путеводителем можно путешествовать по городу, даже не выходя из дома. И всё-таки после прочтения этой книги мне за-хотелось опять побывать в Алатыре, пройти по каждой заново открывшейся улице, рассмотреть каждый отмеченный автором дом, будь то просто магазин, банк, парикмахерская, детский сад или завод. Видно, как Ане не хотелось пропустить даже самого рядового, с детства знакомого здания, о котором пока почти ничего особенного не известно. Внимательно осмотрит дом, войдёт во двор, поговорит со старожилами. И обязательно найдёт в нём какую-нибудь изюминку, что-нибудь интересненькое, ранее незнакомое… Почти каждый дом обрёл в этой книге новую значимость. Каждое событие предстаёт как неповторимая ценность. Так и ждёшь, что в современном чемодане обнаружится сундучок, а в сундучке – потайной ларчик, а в ларчике – шкатулка, а в шкатулке крохотное, но бесценное сокровище.
В Алатыре везде затаились следы прошлого, к счастью, ещё не стёртые победоносно-разрушительным шествием цивилизации. Анин путеводитель сохраняет память не только о старинных домах, которые существуют в этом городе, но и об уцелевших фрагментах старого в перестроенных зданиях. Старину заново облицованного дома, если уметь видеть, обычно выдают или сводчатые подвалы, или слишком толстые стены, или высокие ступени лестницы, или маленькие окошки, или странности нумерации.
Новые дома обычно стоят на месте старых. А что это были за дома? И какие события в них происходили? Многие даже не подозревают, какое историческое богатство подчас скрывает это место. Даже пустыри оказываются не столь пустыми, как кажется на первый взгляд. Немало тайн скрывает их молчание!
В центре Алатыря сохранились целые кварталы рядовой застройки столетней давности. Подобные кварталы в Москве исчезают с такой быстротой, что, кажется, скоро исчезнут совсем. Большинство алатырских старинных домов – купеческие. А значит, помимо жилья, в каждом было что-то ещё… Что? Начинаем читать. И вот через некоторое время мы уже ощущаем себя окутанными и защищёнными уютной атмосферой старого города: модные лавки, гостиницы, пекарни, кондитерские, аптеки, фотоателье, типографии, амбары… А рядом стоянки извозчиков, гимназии, больницы, парки, театры (где выступали столичные знаменитости!).
Кажется почти чудом, что такую книгу написала молодая девушка. Можно было бы подумать, что автором этого путеводителя является человек, убелённый сединами и тоскующий по ушедшему прошлому. Но в то же время в книге ощущается непосредственность юного сердца, светло и доверчиво устремленного в будущее. И это сочетание внушает надежду…
Аня не боится быть самой собой, а этого ох как не хватает в нашей «механической» жизни! Книгу пронизывает такое удивительное, чудесное личное тепло… Но при этом авторское «я» нигде не выступает на первый план, не пытается привлечь к себе читательское внимание. Автор мило вкрадчив, деликатен и скромен. Он с уважением и бережностью использует множество самых разнообразных сведений об Алатыре.
Мне, как редактору, пришлось немало потрудиться. Но это время было по-детски счастливым, таким, когда времени не чувствуешь. Меня переполняла благодарность за щедрость, с которой Аня дарит нам живительную свежесть своих многочисленных провинциальных историй. Некоторые словесные штампы и другие языковые неловкости текста не заслоняли, а, наоборот, оттеняли стоящую за ним чистоту, безыскусность, трепетность, самоотдачу, бескорыстие, мужество и творческую энергию автора. На пути от начала создания книги до её публикации меня постоянно поражало противоречие между почти детской хрупкостью и необыкновенной силой духа этого человека.
Аня Ильинова не является ни профессиональным писателем, ни историком. Она такой же человек, как и большинство её читателей. И это делает книгу какой-то родной, свойской… Её пронизывает простодушная, искренняя, живая интонация, родственная миру, о котором повествует сказительница… Быть может, главная тайна обаяния этой книги именно в том-то и заключается, что рассказчиком является этакая провинциальная, уездная барышня, подобная Татьяне Лариной, плоть от плоти этой земли, воплощение народного духа, продолжательница вековой традиции…
Кажется, что вот-вот опять, как когда-то, раздастся еле слышное «Я к вам пишу…»